– Сам сверли свои ноги, – проворчал он. – Я не в настроении.
Джолейн знала, о чем думал доктор Кроуфорд.
Наконец-то девочка заполучила себе парня, и он избил ее до полусмерти.
– Пожалуйста, не смотрите так. Сама знаю, я то еще зрелище, – сказала Джолейн.
– Хотите мне рассказать?
– Честно? Нет. – Это окончательно убедит дока Кро-уфорда – тот факт, что она не хочет говорить. Поэтому она добавила: – Это не то, что выдумаете.
Доктор Кроуфорд сказал:
– Спокойнее, ты, маленькая зараза.
Он обращался к Мики, вельш-корги, на смотровом столе.
Джолейн изо всех сил старалась удерживать собаку, но та извивалась, как червяк на сковородке. С маленькими – кокерами, пуделями, шпицами – всегда труднее всего справиться, труднее и мучительнее. Проклятые кусаки, все как один. Дайте мне наконец 125-фунтового добера, подумала Джолейн.
Корги Мики она пробормотала:
– Веди себя хорошо, крошка. – На что Мики вонзил желтые клыки в ее большой палец и не пожелал отпускать. Эта фиксация, сама по себе чрезвычайно болезненная, позволила Джолейн удерживать голову пса, и доктор Кроуфорд получил свободный доступ к месту вакцинации. Как только Мики почувствовал иглу, он ослабил хватку. Доктор Кроуфорд похвалил Джолейн за то, что не потеряла самообладания.
– Ни к чему принимать это на свой счет, – ответила Джолейн. – Вы бы тоже кусались, будь у вас мозг собаки. Я встречала людей, у которых не было такого оправдания, но они делали вещи и похуже.
Доктор Кроуфорд смазал ей палец бетадином. Джолейн заметила, что бетадин на вид – точь-в-точь соус для стейка.
– Не хочешь помазать губу? – спросил доктор.
Она покачала головой, готовясь к следующему вопросу. Как это случилось? Но доктор Кроуфорд сказал лишь:
– И пара швов не повредила бы.
– Ой, да не нужно.
– Ты мне не доверяешь.
– Не-а. – Свободной рукой она похлопала дока Кроуфорда по лысине и заверила: – Со мной все будет хорошо.
Остаток рабочего дня Джолейн: кошка (Дейзи), три котенка (безымянные), немецкая овчарка (Кайзер), попугай (Полли), кот (Шип), бигль (Билко), лабрадор-ретривер (Контесса), четыре щенка-лабрадора (безымянные) и одна игуана-носорог (Кит). Джолейн больше никто не кусал и не царапал, хотя игуана от души облегчилась на ее лабораторный халат.
Вернувшись домой, Джолейн узнала синюю «хонду» Тома Кроума, припаркованную на дороге. Он сидел на качелях у крыльца. Джолейн села рядом и оттолкнулась. Качели со скрипом покачнулись.
– Похоже, мы договорились, – заметила Джолейн.
– Угу.
– Что сказал твой шеф?
– Он сказал: «Потрясающая история, Том! Приступай!»
– Правда?
– Слово в слово. Эй, а что это с твоим халатом?
– Игуана описала. А теперь спроси про мой большой палец.
– Дай-ка глянуть.
Джолейн протянула руку. Кроум с притворной серьезностью изучил отметины зубов.
– Гризли! – заявил он.
Она улыбнулась. Боже, каким оно было приятным, его прикосновение. Сильное, нежное, и все такое. Вот так оно все всегда и начиналось, с теплой беззвучной дрожи.
Джолейн спрыгнула с качелей:
– У нас есть час до заката. Я хочу тебе кое-что показать.
Когда они добрались до Симмонсова леса, она указала на щит «Продается».
– Вот поэтому я и не могу полгода ждать, пока поймают этих уродов. Кто угодно может в любой день прийти и купить это место.
Том Кроум последовал за ней через забор, через сосны и пальметто.
Она остановилась, чтобы показать помет рыси, следы оленя и красноплечего сокола в кронах деревьев.
– Сорок четыре акра, – сказала Джолейн.
Она говорила шепотом, поэтому Кроум тоже прошептал в ответ:
– Сколько за него хотят?
– Три миллиона с мелочью, – ответила она.
Кроум спросил о районировании.
– Розница, – с гримасой сказала Джолейн.
Они остановились на песчаном обрыве над протокой. Джолейн села и скрестила ноги.
– Автостоянка и торговый центр, – сказала она, – прямо как в песне Джони Митчелл .
Том Кроум чувствовал, что должен записывать каждое ее слово. Блокнот в заднем кармане джинсов не давал ему покоя. Как будто Кроум все еще работал в газете.
Джолейн показала на ленту воды чайного цвета:
– Отсюда и взялись черепахи. Они сейчас прячутся в бревнах, но ты бы посмотрел, когда солнце высоко…
Она по-прежнему говорила шепотом, будто в церкви. Отчасти это церковь и есть, подумал он.
– Как тебе мой план?
– По-моему, фантастика, – сказал Кроум.
– Смеешься?
– Вовсе нет…
– Да-да. Думаешь, я чокнутая. – Она подперла подбородок руками. – Хорошо, умник, а что бы ты сделал с деньгами?
Кроум начал было отвечать, но Джолейн знаком велела ему умолкнуть. У протоки появился олень – олениха, пришла напиться. Они смотрели, пока не опустилась темнота, потом тихо вернулись к шоссе, Кроум следовал за белизной лабораторного халата Джолейн, мелькавшего среди деревьев и кустарника.
Они добрались до дома, и она исчезла в спальне, чтобы переодеться и проверить сообщения на автоответчике. Когда она вернулась, он стоял у аквариума, наблюдая за малютками-черепахами.
– Зацени-ка! – сказала она. – Звонили из «Чейз-банка». Эти козлы уже сняли кучу налички с моей «Визы».
Кроум обернулся:
– Ты не говорила, что они забрали твою кредитку.
Джолейн потянулась за кухонным телефоном:
– Надо заблокировать номер.
Кроум схватил ее за руку:
– Не смей. Это же прекрасная новость – у них твоя «Виза», и плюс они, кажется, полные идиоты.
– Да уж, я должна прыгать от счастья.
– Ты же хочешь их найти, так? Теперь у нас есть след.